Когда мы уже собрались уходить, девушка вдруг отложила в сторону инструмент, догнала меня и схватила за рукав.
— Вы ведь завтра уезжаете?
— Скорее, уже сегодня, — хмыкнула я, глядя в небо. Мирра улыбнулась.
— Тогда возьмите это, на память. Не знаю, кто вы, но думаю, что ничего плохого во всех этих фокусах нет…
Милая девушка! Надо же, так легко принять существование магии… И я тоже была хороша, так засветилась, не подумав, что мы еще не раз на пляже увидимся.
Мирра протянула небольшой сверток, От него ощутимо веяло магией.
— Понимаете, я на следующее утро после того, ну, пошла гулять на пляж, и наткнулась там на медальон. Сначала хотела себе забрать, но потом подумала — а вдруг ваше? В любом случае, берите.
Я поблагодарила девушку и сунула подарок в карман. Невежливо отказываться, раз уж предлагают.
Вспомнила о нем только тогда, когда самолет уже взлетел. Достала, полюбовалась на коричневую бумагу обертки.
— Ну же, разворачивай, — поторопила меня Этна.
Я послушно сорвала хрупкую упаковку. На моей ладони лежал небольшой круглый амулет, источавший странную магию. Спереди был выгравирован слепой глаз, вписанный в треугольник, в обрамлении оливковой ветви и молний. На обратной стороне был нарисован значок «контроль».
Значит, все-таки Орден…
— Не думай об этом, — решительно отобрала медальон Этна и спрятала его в карман. — Дома отдадим эстиль Элен, пусть она и совет разбираются. Ты уже в этой песне свою партию спела, дай и другим поразвлечься.
— Даже и не собиралась думать, — обиженно надулась я и закрыла глаза, изображая дрему.
Что-то мне подсказывало, что это была не последняя моя «песня».
Убей меня, убей себя,
Ты не изменишь ничего:
У этой сказки нет конца
Ты не изменишь ничего.
Агата Кристи
Бац! Мой кулак с размаху впечатывается в ненавистное лицо, стирая снисходительную усмешку. Капельки крови некрасиво орошают серый свитер грубой вязки.
Я тяжело дышу, как будто минут двадцать пробежала без остановки. В голове проносятся самые уничижительные оскорбления на четырех языках — но ни одно не кажется мне достаточно обидным, чтобы бросить его в лицо этому… этому…
Он медленно вытирает губы и подбородок, оглядывает испачканную ладонь и вдумчиво произносит несколько слов из тех, что я так и не решилась озвучить.
Боги, а ведь все так хорошо начиналось!
…Серый туман неторопливо наползал с черно-зеленых склонов. Тучи проплывали так низко, что задевали вершины гор, смешивались с туманом, и казалось, что острые скалы отрывают от облаков клочья ледяной мглы. Вялый подъем продолжался уже почти час, и конца-края ему не было видно. От постоянной промозглой сырости, проникающей даже под аллийские доспехи, клонило в сон. До смерти хотелось забиться под мягкий шерстяной плед в кресле у камина и задремать, глядя на огонь и неспешно прихлебывая чай с пряностями. Но, к сожалению, камин с чаем и штопаным-перештопаным пледом остался в доме у Дэриэлла, а туда я попала бы не скоро… Не раньше весны — точно.
К слову сказать, Дэйр мою идею поехать учиться в Академию воспринял на ура. Кроме моральной поддержки и ручательного письма в деканат, для меня его восторг вылился в четырехстраничный список литературы, которую требовалось прочитать перед экзаменом. А память-то у меня не аллийская… Большие надежды возлагались на двухнедельное пребывание на курорте, где кроме методичного прожаривания на солнце и заняться-то нечем, но… Сумбурное расследование таинственных убийств в сочетании с гадкими соседками по номеру благополучно затопили надежды в море. Прочитала я хорошо если половину, половину которой тут же и забыла. С оставшимся багажом хаотичных сведений, вбитых в мою непутевую голову, не стоило и надеяться на успешный штурм цитадели знаний…
«О! Ничего себе! Действительно, цитадель!» — осталась в голове единственная мысль, как только дорога вильнула очередным — последним! — поворотом. Нет, я, конечно, представляла Академию по рассказам брата, но вблизи…
Возводил замок гениальный архитектор… или маг-иллюзионист. После крутого витка по склону Академия вдруг вынырнула из серого тумана, как айсберг перед злосчастным кораблем-дворцом из заокеанской мелодрамы, внушая такой же суеверный ужас. Серые скалы настолько сливались с плитами облицовки, что можно было подумать, будто замок вырос из скалы. Языки сизой мглы сползали по темным выщербленным камням стен и оседали у подножья крепости. В тени ущелья деревья, обнимавшие горы почти до самой вершины, переходили в чахлый кустарник с бурыми иголками вместо листьев. Только у самых ворот раскинула корявые ветви дряхлая сосна, невесть каким чудом держащаяся вспученными корнями за скудную мерзлую землю.
— Не повезло тебе с домом, да? — я ласково провела ладонью по шершавой смолистой коре. — Но ты все-таки держишься. Сильная… Мне бы такой характер.
Я глубоко вдохнула, собрала в кулак волю и постучала в ворота.
Тишина.
«Не слышат», — с каким-то трусливым облегчением подумала я, прислоняясь к стене. Формально попытка сделана. Можно с чистой совестью развернуться и топать к порталу. Год позанимаюсь, поучусь у Дэриэлла, а потом снова попробую, и тогда…
— Ну? — довольно невежливо окликнули меня. — Входить будешь?
Я подскочила на месте, чуть не потеряв рюкзак. Обладателем голоса, разрушившего мои мечты о бескровном и непозорном поражении, оказалось помятое существо самой невнятной наружности. Ростом чуть повыше меня, в мешковатых джинсах и неопрятной фуфайке, с потухшей сигаретой в зубах. Волосы у «существа» были темные, но не черные и не русые, и скреплялись медицинской резинкой в неряшливый низкий хвост. Приятное в общем-то лицо с живыми карими глазами портило презрительно-усталое выражение. Судя по возрасту — или студент старших курсов, ведущий разгульную жизнь, или аспирант.